Ещё один сценарий близкого будущего

Мы выкарабкаемся! А они нет…

Не секрет, что многие приходили на проходивший в нашем городе форум «Форос — Сибирь-2007 для того, чтобы послушать размышления известного экономиста Михаила Хазина, который известен больше всего тем, что его теории весьма отличаются от воззрений «официальных» экономистов. Да и оптимизма в них явно меньше… Зато логика есть.

Вот о чем рассказал Михаил Хазин в Новосибирске.

Анализ настоящего. В мире…

Коллаж Андрея Гирки

Объем долларового долга США растет в два раза быстрее, чем мировой ВВП. В мире нет такого количества товаров, которые могут обеспечить долларовую систему. Кризис доллара на самом деле — это не кризис доллара как такового. Это кризис мировой финансовой системы, построенной на монопольном контроле доллара. У денег много разных функций, а у доллара имеются еще и две противоречивых.

С одной стороны, доллар -национальная валюта США, и его используют национальные власти США для того, чтобы поддерживать социальный мир и политическое спокойствие в стране. В частности, поддерживается высокий уровень потребления. Для этого доллары нужно эмитировать, печатать…

С другой стороны, есть мировая финансовая система, в которой доллар — основная торговая, расчетная и, соответственно, резервная единица. В этой системе эмитировать доллар никак нельзя. Если его будет больше, то начнется инфляция, и разные страны, разные экономические подсистемы начнут из доллара выходить.

В США говорят: ни в коем случае нельзя опускать доллар, потому что тогда разрушится мировая долларовая инфраструктура. Сегодня США фактически получают ренту с каждой торговой операции по доллару в мире. Если вдруг из какого-то региона доллар уйдет, то получится, что их доходы резко уменьшатся, и балансировать эту систему будет все труднее и труднее. А в результате всех этих перипетий может оказаться, что доллар будет даже выше, чем сейчас, но вот использовать его будут только на территории США — вот что страшно для нынешней мировой финансовой элиты.

Анализ настоящего. В стране…

Существует критерий качества денежной системы — объем кредитов, предоставленных экономике. В нормальной экономике, причем не только американской или японской, но и в советской, объем кредитов составлял где-то 100 процентов от ВВП. В нашей стране в 1997 году, когда был пик кризиса неплатежей, объем кредитов составлял от объема ВВП всего восемь процентов! Именно поэтому у нас была инфляция.

Это был такой клинический идиотизм, потому что когда предприятие не может получить кредит, оно не может закупить комплектующие, сделать изделие и потом его продать. Что же оно делает? Оно начинает выпускать денежные суррогаты: векселя и прочее… И получается у вас не прибыль в шесть-семь процентов, а издержки от этой составляющей 15–20 процентов, и тогда вы обязаны повышать цены, иначе просто не сможете окупить свои издержки.

Альтернатива — снижение производства и падение ВВП. В 90-е годы мы эту картинку наблюдали в полном масштабе. У нас одновременно была высокая инфляция и падение производства. В монетарных учебниках написано, что уменьшение денежной массы ведет к снижению инфляции, а у нас в 90-е годы оно привело, наоборот, к увеличению инфляции, потому что в стране был кризис ликвидности.

Эта ситуация была исправлена по итогам дефолта в 1999-м, и с 1999-го по 2003 год в нашей стране был очень высокий рост. По некоторым оценкам, в пике — 2001–2002 годах — он достигал 12–15 процентов. Но с 2004 года ситуация стала повторяться: мы снова зажимаем денежную массу, и в результате у нас снова растет инфляция.

Причем нашим коммерческим банкам Центральный банк фактически запрещает выдавать кредиты, потому что считает, что это увеличивает денежную массу и увеличивает инфляцию. Вместо этого он выводит деньги через Стабфонд и резервы ЦБ на Запад, и западные банки, в которых лежат наши резервы, выдают кредиты нашим предприятиям. Под эти кредиты, которые ввозятся в страну, Центральный банк печатает рубли. Разницы нет никакой, за одним исключением: вся прибыль остается на Западе, а не в России. Это — во-первых.

А во-вторых, именно Запад определяет, что у нас может развиваться, а что нет. Потому что если Запад считает, что какая-то отрасль у нас развиваться не должна, он просто в эту отрасль не дает кредиты, а внутри страны кредитов нет вообще. Такова макроэкономическая политика Министерства финансов и Центрального банка.

Прогноз на будущее

Начиная с XVI века в Европе и в Новом Свете господствует одна и та же технологическая парадигма, которая построена на системе разделения труда. Кроме этого, был еще один механизм повышения производительности труда — инновации. Например, в начале XX века была революция, связанная с изобретением двигателя внутреннего сгорания, потом — с химией… В 60-е были изобретены компьютеры, и человек вышел в космос. На этом технологические революции закончились.

Одним из самых ярких достижений экономической мысли конца XX — начала XXI века стало строгое доказательство того, что информационная революция не привела к увеличению производительности труда в традиционных отраслях. Более того, это вызвало такие серьезные диспропорции, из-за которых ситуация в мире сложилась неприятная.

Что такое технологическая независимость страны? Это означает, что страна находится на передовом уровне по полному спектру технологий и способна поддерживать их. Чем сильнее разделение труда, тем больше нужны рынки сбыта. Объем рынков, необходимых для технологической независимости, все время рос.

К началу XX века минимальный объем рынка, который нужно было контролировать, чтобы обеспечить технологическую независимость, составлял порядка 50 миллионов человек (Индия и Китай не в счет, потому что там было натуральное хозяйство). В тот момент в Европе осталось пять независимых государств: Великобритания, Франция, Германия, Австро-Венгрия и Российская империя. Все оставшиеся страны были обречены стать сателлитами, потому что они не могли обеспечить себе полный спектр технологической независимости.

К середине XX века минимальный необходимый объем рынков увеличился до полумиллиарда человек, и в мире теоретически могло остаться только две независимые страны. Их две и было — СССР и США. А в последней четверти XX века объем рынка достиг уже одного миллиарда человек, и стало понятно, что двух независимых стран в мире быть не может. Без изменения технологической парадигмы…

Первыми должны были рухнуть США: в 1971 году отменили Бреттон-вудские соглашения, в 1973-м последовал нефтяной кризис. В общем, катастрофа… И в этот момент на Политбюро ЦК КПСС ставится вопрос: имеем ли мы право завалить США?! Политбюро уже не было политическим (для Сталина бы вопрос не стоял: сначала надо валить, а потом разбираться!), оно было технократическим. Но технократические структуры всегда сводят политические вопросы к технологическим. В данном случае проблему свели к двум вопросам. Первый: готовы ли мы одни противостоять Китаю? Второй — уход США не просто как центра силы, но как механизма контроля над территорией погружает половину мира в хаос. Готовы ли мы контролировать этот хаос оккупационной силой?

На оба этих вопроса член Политбюро ЦК КПСС, Маршал Советского Союза, министр обороны Гречко сказал нет! У нас нет ресурсов ни на то, ни на другое… И Политбюро приняло решение, что США валить не стоит. Именно в этот момент начались массовые продажи нефти на Запад, чтобы сохранить западный мир. Началось то, что называют разрядкой.

Через 10 лет ситуация повторилась абсолютно зеркально. Но США приняли политическое решение — сначала развалить СССР, а потом уже разбираться, что будет дальше. Что же мы видим?! США получили ровно те же самые проблемы, из-за которых Политбюро ЦК КПСС решило их не валить: они не могут справиться с Китаем один на один и они не в состоянии поддерживать порядок в той части мира, из которой ушел Советский Союз. Они даже с Ираком справиться не могут…

Не было такой проблемы в 70-е годы и быть не могло! Еще в 1956 году Великобритания и Франция хотели что-то там сделать с Суэцким каналом, но СССР и США хором сказали: цыц! И после этого никто уже больше не рыпался! А сейчас все рыпаются…

Но что дальше? А дальше произойдет совершенно жуткая вещь: поскольку дальше рынки расширять нельзя, то произойдет разрушение технологической парадигмы. Сейчас все инновации в информационных и других технологиях предполагают, что рынки продаж всюду будут расти. Допустим, запускается в Японии новая технология — создан новый стандарт изображения. Но окупится она только в том случае, если ее купят два миллиарда человек. А если миллиард — то не окупится!

Так вот, в связи с тем, что рынки совершенно очевидно фрагментируются, произойдут некоторые события. Во-первых, некая техническая варваризация, остановка технического прогресса. Ну, грубо говоря, перестанут разрабатывать новый процессор. А зачем его разрабатывать, если нынешних хватает почти на все?! Начнется откат назад, и будет разрабатываться новая технологическая парадигма.

Второй вопрос: какой она будет? Пока это непонятно. Собственно говоря, это главный вопрос, который нужно бы поставить в общемировом масштабе, но этим никто не занимается. На широкое публичное обсуждение это не выносится. Представьте, что людям скажут: ребята, у вас снизится уровень потребления, и машину вы будете менять теперь не раз в три года, а раз в двадцать лет! То есть общество потребления исчезает. Но как же это можно допустить?! Никак, до тех пор, пока у власти команда, которая на этом живет…

Я считаю, что нас ждут тяжелые времена. Времена, сравнимые с мрачным Средневековьем после распада Римской империи! В этом смысле нам — России — будет здорово легче, чем Европе или США. Если бы у нас не было демографического кризиса, то я бы смотрел на жизнь крайне оптимистично, потому что у нас есть масса перспектив. Они не выкрутятся, поскольку слишком глубоким для них будет падение. А мы выкрутимся, потому что это падение мы во многом пережили в 1991 году.

Но для этого нам нужны люди. А их нет…

Из досье «ВН»

Хазин Михаил Леонидович, президент компании экспертного консультирования «Неокон«, родился в 1962 году. В 1984 году окончил механико-математический факультет Московского государственного университета (кафедра теории вероятностей). Работал в системе Академии наук СССР. С 1992 г.- начальник аналитического отдела «Элбим-банка». 1993–1994 — Рабочий центр экономических реформ при Правительстве РФ. 1994–97 -Министерство экономики РФ. 1997–1998 гг. — Экономическое управление Президента РФ. Действительный государственный советник РФ III класса в отставке. С 1998 г. — консультант.