Путешествие, которого больше не будет
Я не знаю, как сейчас добираются до села Пихтовка, что на севере Новосибирской области. А тогда, в 60-е годы прошлого века, путь начинался от маленькой будки — кассы, которая стояла недалеко от лестницы, ведущей к поездам электричек с главного вокзала.
От этой будки отправлялись автомашины в Пихтовку. В кузове машины с натянутым брезентовым тентом были деревянные скамьи. Приходить надо было очень рано, чтобы купить билет и захватить место, так как народу набивался полный кузов — сидели впритык. Лучшие места, конечно, находились около кабины водителя — там меньше трясло.
Грунтовая дорога шла от Чика вдоль реки Чаус в поселок городского типа Колывань. Перед Колыванью начиналась возвышенная местность, которая напоминала почему-то о Колыванском восстании 20-х годов прошлого века. Казалось, что вот сейчас, из-за холма на повороте, пыльной дороги или из какого нибудь оврага появятся на конях то ли красноармейцы, то ли восставшие кулаки. Еще до подъезда к Колывани издалека был виден белеющий на горизонте собор. В то время он был полуразрушен, но впечатление от его громады осталось на всю жизнь. Собор стоял на самой высокой точке обширной площади поселка. На противоположной стороне площади находилось приземистое одноэтажное здание столовой, в которой путники всегда обедали. В столовой вкусно пахло борщом и котлетами.
После Колывани начиналась самая тяжелая из-за плохой дороги и унылая часть пути. Шли деревни: Скала, Амба, Боярка. Проезжая мимо Сташково, всегда думал о деревне с названием Тоя — Монастырская, находящейся в низовьях речки Тоя. В названии таилась загадка — не монастырь же там был.
В казалось нескончаемом пути между речками Тоя и Бакса машина часто застревала. В любой дождик дорога превращалась в грязевое месиво. Цепи на колесах не помогали, уставшие путники вылезали из кузова и толкали машину, мостили под колеса ветви… Ехали уже в потемках, пока не появлялись слабые огоньки деревень. Название одной из крупных них запомнилось — Мальчиха.
Ближе к ночи приезжали в Пихтовку. Тогда это было большое село с деревянными тротуарами в отдельных местах, с широким и добротным мостом, совсем не соответствующим речке Баксе, протекавшей под ним. Перед мостом с одной его стороны находился книжный магазин, а с другой — высокая деревянная школа. В поселке были какие-то цеха, мастерские, конторы, вывески с их названиями висели здесь и там, а на дальней окраине, в «Восходе» среди завалов и штабелей бревен, стволов спиленных деревьев работали пилорамы. Жизнь в Пихтовке шумела и звенела.
В 50-е годы
здесь была в ссылке сестра Марины Цветаевой — Анастасия Ивановна Цветаева. Об этом я узнал много позднее — когда была опубликована ее книга «Моя Сибирь», очень теплая и трогательная. Такое впечатление, что Цветаевой нравился весь тот немудреный и, с первого взгляда, однообразный уклад жизни. Наверно, это и является одной из черт мудрости — радоваться простым вещам, когда изменить ничего нельзя, принимать людей, какими они есть и самому не «казаться» кем-то, а быть самим собой.
Следов пребывания в Пихтовке Цветаевой не найти. Домик, в котором она жила, давно сломан, а людей, знавших ее, уже нет на этом свете. Но осталась книга, а с нею — дух того времени и места.
В Пихтовку можно было добраться и быстрее — на самолете Ан-2, летавшем с аэропорта Северный. В Пихтовке самолет садился на большой луг на окраине села. Кстати, самолеты летали в двадцать пять населенных пунктов области. Тогда, в шестидесятые годы, это не удивляло, сейчас удивляет очень.
Можно было ехать в Пихтовку и на поезде. Железнодорожная ветка в одну колею от станции Кокошино до Пихтовки тянулась почти на 200 километров. Построили ее в тридцатые — сороковые годы прошлого века, чтобы вывозить лес из тайги. Езда по этой ветке вызывала ощущение нереальности происходящего. Маленькие, белого цвета домики станций, семафоры, мосты, березы, обступающие полотно, — как-то странно все это было видеть среди болот и пустынной местности.
Совсем другие чувства возникали, когда мчался, так казалось, на открытой платформе мотовоза из Пихтовки дальше на север. От Пихтовки шла лесовозная узкоколейка до поселка Шегарка, расположенного по берегам одноименной реки. Поселок был большой, как бы состоял из двух: Атуз на одном берегу и Шегарка — на противоположном.
В Атузе жил брат моего отца с семьей. Хорошо было ехать летним днем на открытой платформе: с обеих сторон мелькали разные пейзажи, доносились голоса птиц, запахи смолы, зелени деревьев и высоких трав, а ты словно парил под белыми облаками в ясном и теплом воздухе.
Река Шегарка была очень живописной с заводями, кувшинками, щуками, стоявшими около берега. На том берегу высились и темнели кедры, а правый берег был низкий. Река петляла, и хотелось идти вдоль нее, чтобы увидеть, что скрыто за очередным поворотом.
За правым берегом начиналось Иксинское болото и тянулось до реки Икса. В этом болоте, кроме обилия клюквы, морошки, рысей и дичи, кто-то якобы видел гигантского ящера. Заметку об этом я читал тогда в одной из новосибирских газет.
В 70-е годы
наши родственники уехали с Шегарки, и мы перестали ездить туда. Но иногда хочется проехать по дорогам детства, хотя понимаешь, что их уже нет.
Александр Двизин
